Нортенгерское аббатство - Страница 61

— Я пришел к вам, молодые леди, в весьма философическом настроении. Приходится напомнить, что в этом мире за все удовольствия надо платить. Наши сделки часто оказываются весьма невыгодными, отнимая наличное счастье за вексель на предстоящее, который может остаться неоплаченным. Взгляните на меня. В расчете на удовольствие, которое я надеюсь получить, видя вас в Вудстоне в среду, — но которого меня может лишить дурная погода или десяток других причин, — я вынужден уехать сегодня, двумя днями раньше, чем мне хотелось.

— Уехать! — воскликнула Кэтрин с вытянувшимся лицом. — Но почему же?

— Почему? Как вы можете спрашивать? Да потому, что мне надлежит поскорее испугать до глубины души мою старую экономку — она ведь должна заблаговременно позаботиться, чтобы приготовить для вас обед.

— Вы шутите!

— Увы, нет. Увы — потому что я предпочел бы остаться.

— Но после того, что было сказано генералом, как вы могли об этом подумать? Он же не хотел нарушать ваших планов и уверял, что будет доволен всем, что найдется в доме! — Генри улыбнулся. — Мне и вашей сестре, я уверена, это совершенно не нужно. А генерал просил, чтобы вы ничего не устраивали. Впрочем если бы он об этом ничего не сказал, — у него всегда такой роскошный стол, что один раз он вполне обойдется более скромным.

— Я был бы рад рассуждать так, как рассуждаете вы, — для его и для моей пользы. Прощайте. Завтра, Элинор, воскресенье, — поэтому я не вернусь.

Он уехал. И так как для Кэтрин было гораздо легче усомниться в собственных взглядах, чем в рассуждениях Генри, она, сколько ни огорчителен был для нее этот отъезд, вскоре поверила в его необходимость. Однако странность поведения генерала еще долго занимала ее мысли. Его взыскательность по части еды была замечена ею самой. Но то, что он так решительно утверждал одно, имея в виду совсем другое, — казалось необъяснимым. Как такого человека можно понять? И кто, кроме Генри, разобрался бы в истинных желаниях его отца.

Так или иначе, с субботы до среды им предстояло прожить без Генри — таков был печальный итог ее размышлений. Можно было не сомневаться, что письмо капитана Тилни придет в его отсутствие. И что в среду будет лить дождь. Прошлое, настоящее и будущее выглядели в равной степени безрадостными. Брат ее был несчастен. Она утратила близкую подругу, отсутствие Генри всегда отражалось на настроении Элинор. Чем она могла заняться или развлечься? Ей надоели аллеи и кустарники, всюду подстриженные и ухоженные. Само аббатство для нее не отличалось больше от любого другого дома. Единственное чувство, которое оно вызывало, было печальное воспоминание о ее вздорных вымыслах. Как она переменилась! Она, так мечтавшая об аббатстве! Теперь для нее не было ничего милее непритязательного уюта приходского домика, похожего на Фуллертон, но более благоустроенного. У Фуллертона были свои недостатки, но у Вудстона, конечно, их не было. Если бы только когда-нибудь наступила среда!

Она наступила, и именно тогда, когда ее следовало ожидать. Наступила и оказалась прекрасным солнечным днем. Кэтрин чувствовала себя на седьмом небе. В десять часов карета четверней с тремя пассажирами отбыла из Нортенгера и, прокатив благополучно около двадцати миль, въехала в Вудстон, — большую населенную деревню в красивой местности. Кэтрин постеснялась высказать, насколько ей здесь понравилось, так как генерал счел необходимым извиниться по поводу незначительных размеров селения и его равнинного расположения. Но на взгляд Кэтрин, селение было самым прекрасным из всех, какие ей довелось посетить, и она с восторгом разглядывала каждый приветливый домик, который мог сойти хотя бы за коттедж, и каждую стоявшую на пути мелочную лавку. В конце деревни, на достаточном от нее удалении, находился дом пастора — недавно возведенная каменная постройка с разбитым полукругом газоном и зеленой калиткой И когда они сюда подъехали. Генри вместе с развлекавшими его в одиночестве друзьями, — большим щенком ньюфаундлендом и двумя-тремя терьерами, — уже стоял перед ними, готовый помочь им выйти из экипажа и оказать им всяческое внимание.

Кэтрин входила в дом слишком занятая своими мыслями, чтобы сразу оглядеться вокруг и свободно разговориться. И пока генерал не спросил у нее, нравится ли ей комната, в которой они находятся, она едва ли даже заметила, где они уселись. Но, осмотревшись, она тут же пришла к выводу, что комната эта — самая прекрасная в мире. Однако, испытывая слишком большое стеснение, она не решилась это высказать, и сдержанность ее похвалы немало его разочаровала.

— Мы не считаем Вудстон хорошим жильем, — сказал он. — Его нельзя сравнить с Фуллертоном или Нортенгером. Мы смотрим на него просто как на пасторский домик, — разумеется, маленький и тесный, но все же вполне приличный и пригодный для обитания. Во всяком случае, он не уступает большинству подобных построек. Говоря по правде, в Англии, наверно, найдется немного сельских пасторских домиков, стоящих и половину того, что стоит этот. Тем не менее он может быть усовершенствован — не стану оспаривать. Возможно, конечно, что, по сути дела, это только времянка. Но, — говоря между нами, — чего я не терплю, так это времянок латаных.

Кэтрин недостаточно прислушивалась к его рассуждениям, чтобы в них вникнуть или почувствовать себя задетой. И благодаря затеянному Генри разговору на другую тему, а также внесенному слугой подносу с закуской, генерал пришел снова в благодушное настроение, а она справилась со своей застенчивостью.

Комната, в которой они находились, служила достаточно просторной, удачно спланированной и красиво обставленной столовой. Покинув ее, чтобы прогуляться по саду, они миновали сперва меньшее помещение, занимаемое самим хозяином дома (приведенное по данному случаю в необычный порядок), и далее — помещение, предназначенное для гостиной, которым, хоть оно и не было обставлено, Кэтрин была восхищена вполне достаточно, чтобы удовлетворить генерала. Это была комната очень приятной формы, с окнами, доходившими до самого пола, и с прекрасным, открывавшимся из них видом, правда, всего лишь на зеленую лужайку. И она тут же выразила свое восхищение с той же естественностью, с которой его почувствовала.