Прошло несколько дней. Не позволяя себе в чем-то подозревать Изабеллу, Кэтрин все же не могла за ней не наблюдать. Результаты этого наблюдения были далеко не утешительны. Изабелла как будто переродилась. Правда, когда Кэтрин встречала ее в окружении ближайших друзей на Палтни-стрит или в Эдгарс-Билдингс изменение казалось настолько незначительным что, если бы этим все ограничивалось, о нем можно было бы и не думать. Время от времени на Изабеллу находило какое-то томное безразличие или пресловутая рассеянность, которая ей прежде была несвойственна. Не будь ничего худшего, это придало бы ей лишь новое очарование и сделало ее еще интереснее. Но когда Кэтрин видела ее среди публики принимающей ухаживания капитана Тилни с такой же готовностью, с какой они предлагались, и уделяющей ему почти столько же внимания и то же количество улыбок, какие доставались на долю Джеймса, то перемена становилась слишком явной, чтобы остаться незамеченной. Что ее подруга, изменив свое поведение, имела в виду, чего она добивалась, было для Кэтрин загадкой. Изабелла не могла не понимать, какую она причиняет ей боль. Но она проявляла какое-то нарочитое легкомыслие, которое у Кэтрин вызывало только осуждение. Зато Джеймс от него страдал. Кэтрин чувствовала, что он становится мрачным и беспокойным, И если женщина, одарившая ему свое сердце, была к его благополучию безразлична, для Кэтрин оно было дорого по-прежнему. Она сильно тревожилась о бедном капитане Тилни. Хотя он сам ей не нравился, его фамилия обеспечивала ему ее доброе отношение, и она с искренним сочувствием предвидела предстоявшее ему разочарование. Ибо его поведение было совершенно несовместимо с помолвкой Изабеллы. Несмотря на слова, подслушанные в Галерее, Кэтрин, по зрелому размышлению, не могла допустить, что он знает об этой помолвке. Он мог считать Джеймса своим соперником, но роль, в какой он выступал на самом деле, объяснялась заблуждением, в которое его ввела Изабелла. Она пыталась мягко напомнить Изабелле о ее обязанностях и дать ей почувствовать, какую боль она может причинить обоим молодым людям. Но неблагоприятные условия или недостаточная понятливость подруги все время препятствовали ее попыткам — когда же ей удавалось подруге на что-либо намекнуть, та ее не понимала. В этой тревожной обстановке предполагаемый отъезд семейства Тилни сделался для Кэтрин единственным утешением. Через несколько дней им предстояло уехать в Глостершир, и исчезновение капитана Тилни должно было вернуть покой всем сердцам, кроме его собственного. Однако капитан Тилни вовсе не собирался исчезать. Он не желал ехать вместе со всеми в Нортенгер — он оставался в Бате. Когда Кэтрин узнала об этом, она сразу приняла решение. Заговорив по этому поводу с Генри, она выразила сожаление, что его брат питает склонность к мисс Торп, и умоляла его предупредить капитана о ее помолвке.
— Брат о ней знает, — было ответом Генри.
— Знает? Зачем же он здесь остается? Генри ничего не ответил и заговорил о постороннем. Кэтрин, однако, продолжала настаивать:
— Почему вы не уговариваете его уехать? Чем дольше он здесь задержится, тем ему потом будет хуже. Ради Бога, посоветуйте ему для его же пользы, — для пользы всех, — уехать из Бата как можно скорее. В другом месте он сможет легко забыться. А здесь ему не на что надеяться — если он останется, он будет несчастен.
Генри улыбнулся.
— Я знаю, что брат этого ни за что не сделает.
— Но вы его постараетесь уговорить?
— Уговоры не помогут. Простите меня, я же не могу пытаться этого сделать. Я сам сказал ему, что мисс Торп помолвлена. Он знаком со всеми обстоятельствами и должен за себя отвечать.
— Нет, он их вовсе не знает! — воскликнула Кэтрин. — Он не знает, какую боль причиняет моему брату. Нет, нет, Джеймс ничего такого не говорил. Но я уверена, что ему очень тяжело.
— А вы уверены, что в этом виноват мой брат?
— Да, конечно.
— Вы считаете, что боль причиняют ухаживания Фредерика или готовность, с которой их принимает мисс Торп?
— Но ведь это одно и то же?
— Мне думается, мистер Морланд подтвердил бы, что это не так. Ни один мужчина не станет обижаться, если кто-то восхищается любимой им женщиной. Страдания может причинить только она сама.
Кэтрин покраснела за подругу.
— Изабелла, — сказала она, — поступает, конечно, дурно. Но я уверена, она не желает огорчить Джеймса. Она слишком к нему привязана. Она влюблена в него с первого дня знакомства. Пока от нашего отца не пришло согласие на их брак, она чуть не заболела. Вы понимаете, как он ей дорог?
— Да, понимаю. Она влюблена в Джеймса и флиртует с Фредериком.
— Нет, не флиртует! Женщина, влюбленная в одного, не может флиртовать с кем-то другим.
— Ей при этом не удается настолько влюбиться или так флиртовать, как она могла бы, будь она занята кем-то одним. Обоим джентльменам приходится несколько поступиться в своих правах.
После некоторой паузы Кэтрин начала снова:
— Значит, вы не верите, что Изабелла привязана к Джеймсу так сильно?
— Об этом я судить не могу.
— Но что имеет в виду ваш брат? Если он знает о помолвке, что означает его поведение?
— Вы требуете от меня слишком многого.
— Правда? Я ведь спрашиваю лишь то, что мне необходимо узнать.
— Но не спрашиваете ли вы больше, чем можете узнать от меня?
— По-моему, нет. Сердце вашего брата вам известно.
— О сердце моего брата, как вы выражаетесь, я в данном случае могу только гадать.
— И что же?
— А если дело доходит до гадания, пусть каждый им занимается сам по себе. Пользоваться догадками из вторых рук — нестоящее дело. Вы располагаете всеми сведениями. Брат мой жизнерадостный, а временами, возможно, легкомысленный молодой человек. Он знаком с вашей подругой одну неделю, и почти с самого начала ему известно о ее помолвке.