Нортенгерское аббатство - Страница 70

Когда мать и дочь возвращались домой, миссис Морланд попыталась внушить Кэтрин, насколько ей следует дорожить постоянной благосклонностью таких друзей, как мистер и миссис Аллен, и как мало должно ее задевать невнимание или недоброе отношение едва знакомых людей вроде Тилни, если старые друзья сохраняют к ней свое расположение. Во всем этом заключалось немало здравого смысла. Но в человеческой жизни порой возникают обстоятельства, при которых здравый смысл оказывается бессильным. И чувства Кэтрин оспаривали каждое слово матери. Именно от поведения этих едва знакомых людей зависело все ее счастье. И пока миссис Морланд успешно подкрепляла свои выводы убедительностью своих доказательств, Кэтрин молча размышляла о том, что вот сейчас Генри прибыл в Нортенгер, сейчас он узнал об ее отъезде, а сейчас, быть может, они все уже выезжают в Херефорд.

Глава XXX

Кэтрин никогда не была склонна к особой усидчивости и не отличалась особенным прилежанием. Но какими бы ни были ее недостатки такого рода в прошлом, миссис Морланд не могла не заметить, что сейчас они значительно углубились. Ее дочка не могла просидеть спокойно или заниматься одним делом и десяти минут сряду: она то и дело вскакивала и отправлялась гулять по садовым дорожкам словно только движение было ее естественным состоянием. Казалось, будто она предпочитает даже бродить по дому, вместо того чтобы хоть какое-то время провести в общей комнате. Однако еще больше перемена эта выразилась в утрате ею всякой жизнерадостности. В блужданиях и бездействии ее прежние привычки выглядели как бы только усиленными. Между тем печаль и неразговорчивость совершенно не соответствовали тому, что так было свойственно ей в прежние времена.

На протяжении первых двух дней миссис Морланд наблюдала все это, ничем не обнаруживая своей тревоги. Но когда после трехдневного отдыха Кэтрин не вернула себе обычного веселого вида, не занялась полезной для дома деятельностью и не заинтересовалась шитьем, мать не смогла больше сдержать мягкого упрека:

— Кэтрин, дорогая моя, боюсь, что ты становишься слишком утонченной особой. Если бы бедному Ричарду не на кого было надеяться, кроме тебя, трудно сказать, сколько бы ему. пришлось дожидаться своих шейных платков. Бат в твоей голове занял слишком большое место. Всему свое время — для балов, и спектаклей, и для работы. Ты достаточно долго развлекалась, пора браться и за дело.

Кэтрин сейчас же принялась за шитье, сказав с подавленным видом, что «Бат в ее голове много места не занимает».

— Значит, ты себя слишком мучаешь из-за генерала Тилни. С твоей стороны это глупо. Ставлю десять против одного, что ты его больше никогда не увидишь. Нечего огорчаться по пустякам. — Немного помолчав, она добавила:

— Надеюсь, Кэтрин, ты не разлюбила свой дом оттого, что он не столь богат, как Нортенгер? Если это случилось, поездка не принесла тебе пользы. Всегда надо быть довольной местом, в котором находишься, в особенности собственным домом, — здесь ведь придется провести большую часть жизни. Мне не очень понравилось, что за завтраком ты так расхваливала французские булки, которые пекутся в аббатстве.

— Но я на хлеб не обращаю внимания. Не все ли мне равно, что я ем.

— У нас наверху есть очень умная книга о молодых девицах, на которых дурное действие оказывают великосветские знакомства; кажется, она называется «Зеркало». Я ее как-нибудь поищу — тебе будет полезно ее прочесть.

Кэтрин промолчала и, желая вести себя хорошо, углубилась в работу. Но через несколько минут она незаметно для себя самой снова оказалась во власти задумчивости и беспокойства и стала ерзать на стуле под действием угнетавшей ее тоски гораздо больше, чем работать иглой. Миссис Морланд наблюдала за этим возвратом болезни. И, считая отсутствующий и разочарованный взгляд дочери достаточным подтверждением того, что ею завладел дух неудовлетворенности, которым, по мнению матери, целиком объяснялось ее плохое настроение, она поспешно вышла из комнаты, чтобы раздобыть упомянутую книгу и поскорее приступить к необходимому лечению. Чтобы найти требуемое, понадобилось какое-то время. Ее задержали и другие семейные обязанности, так что прошло четверть часа, прежде чем она смогла спуститься с томом, на который возлагались большие надежды. Из-за шума, который она производила своими хлопотами, она не расслышала прибытия посетителя. И когда она вошла в комнату, первым, кого она там увидела, оказался совершенно незнакомый ей молодой человек. Гость тотчас же почтительно встал и, будучи представлен ее смущенной дочерью в качестве «мистера Генри Тилни», извинился с идущей от природной деликатности приятной застенчивостью за свое бесцеремонное вторжение, признав, что после происшедшего в Нортенгере он не вправе ждать в Фуллертоне радушного приема, и объяснил свой приезд желанием убедиться, что мисс Морланд благополучно доехала. Он обращался не к пристрастному судье и не к озлобленному сердцу. Далекая от того, чтобы возлагать вину отца на детей, миссис Морланд питала к последним добрые чувства и, удовлетворенная впечатлением от его внешности, приняла мистера Тилни просто и приветливо, поблагодарив за внимание к дочери, заверив его, что они с мужем рады друзьям своих детей, и попросив ни словом больше не вспоминать о случившемся.

Мистер Тилни не счел нужным с ней спорить, ибо, хотя и испытывал облегчение, вызванное таким нежданным дружелюбием, все же не считал настоящий момент подходящим, чтобы продолжить разговор на ту же тему. Поэтому, молча вернувшись на свое место, он в течение нескольких минут весьма любезно отвечал миссис Морланд на обычные расспросы о состоянии дорог и о погоде. Между тем Кэтрин — возбужденная, трепетная, счастливая и торжествующая Кэтрин — хранила молчание. Но ее горящее лицо и сияющие глаза убедили миссис Морланд, что, по крайней мере на какое-то время, этот благотворный визит облегчил душу дочери, а посему она охотно отложила первый том «Зеркала» до другого подходящего случая.