— Как вы думаете, миссис Аллен, вы бы могли обойтись без меня час или два? Можно мне поехать?
— Поступайте, как вам больше хочется, моя дорогая, — сказала миссис Аллен вполне равнодушно.
Кэтрин последовала этому совету и пошла! одеваться. Она вернулась очень скоро, едва позволив оставшимся обменяться одобрительными замечаниями по ее адресу, после того как Торп добился от миссис Аллен признания достоинств своего кабриолета. И, попрощавшись с этой дамой, молодые люди поспешили на улицу.
— Любовь моя, — воскликнула Изабелла, к которой по долгу дружбы Кэтрин должна была подбежать прежде, чем сесть в свой экипаж, — вы собирались не меньше трех часов! Я даже встревожилась — уж не заболели ли вы? Какой чудесный был вчера бал! Мне нужно вам сказать тысячу вещей. Скорее, скорее садитесь. Сил нет, как хочется ехать.
Кэтрин послушалась и пошла к другому экипажу, но не настолько быстро, чтобы не услышать слов, сказанных Изабеллой Джеймсу:
— Какая же она прелесть! Я ее просто обожаю!
— Вы только, мисс Морланд, не пугайтесь, — сказал Торп, подсаживая ее в кабриолет, — если лошадь, прежде чем тронуться с места, немного побалуется. Она может разок-другой рвануть, потом постоит минуту, а уж затем почует хозяйскую руку. Что поделаешь — озорная лошадка, любит подурить, хотя и без злобы.
Кэтрин эта характеристика не показалась слишком обнадеживающей. Но отступать было поздно — для того, чтобы признаться в собственной робости, она была еще слишком юной. Поэтому, доверясь судьбе и понадеявшись на хваленую преданность животного своему хозяину, она покорно села в экипаж, глядя, как Торп устраивается с ней рядом. Когда все было наконец готово, слуге, стоявшему подле лошадиной головы, было громогласно приказано:
«Отпускай!», после чего они тишайшим образом без малейшего рывка, толчка или чего-либо подобного тронулись в путь. Обрадованная этим счастливым обстоятельством Кэтрин с веселым изумлением выразила свое удовольствие. И ее спутник тут же растолковал ей, что все попросту объясняется особым его умением придерживать вожжи и необыкновенными ловкостью и чутьем, с которыми он пользуется кнутом. Хотя Кэтрин не могла понять, зачем при таком мастерском управлении лошадью ему понадобилось пугать спутницу нравом животного, она все же искренне поздравила себя с тем, что находится под покровительством столь опытного возницы. И, заметив, что лошадь продолжает двигаться в той же спокойной манере, вовсе не пытаясь проявлять опасную резвость (при положенных ей десяти милях в час), Кэтрин почувствовала себя в полной безопасности и всей душой наслаждалась прогулкой и ласкающей свежестью прекрасного февральского дня. Вслед за коротким разговором несколько минут прошли в молчании, после чего Торп внезапно спросил:
— Небось старый Аллен богат, как жид?
Кэтрин его не поняла, и он повторил вопрос, добавив для пояснения:
— Старикан Аллен, у которого вы живете.
— Вы имеете в виду мистера Аллена? Да, мне кажется, он очень богат.
— И у него нет никаких детей?
— Нет, никаких.
— Неплохо для его любимчиков. Он что же — ваш крестный?
— Крестный? Вовсе нет.
— Вы ведь живете с ними.
— Да, конечно.
— Про то я и говорю. Славный старикан — верно, в свои годы неплохо пожил. Не зря заработал подагру, а? Он и сейчас каждый день выпивает по бутылочке?
— По бутылочке? О нет. Откуда вы взяли? Это очень умеренный человек. Неужели вам показалось, что он вчера был навеселе?
— Бог с вами! У женщин каждый мужчина навеселе. Не думаете ли вы, что человека можно свалить одной бутылкой? Я убежден в одном: если бы каждый выпивал в день по бутылке, в мире не было бы и половины теперешних безобразий. Тогда бы все зажили как надо.
— Что-то не верится.
— Черт побери, это спасло бы массу народа. я королевстве не выпивают и сотой доли того, что следует. С туманами иначе не сладишь.
— А мне говорили, что в Оксфорде пьют слишком много.
— В Оксфорде? Да в Оксфорде теперь вовсе не пьют, поверьте. Никто не пьет. Вы едва ли встретите там человека, способного больше чем на четыре пинты. Когда у меня собрались в последний раз, все удивлялись, что у нас вышло по пяти пинт на брата. Смотрели на это, как на что-то диковинное. В моем доме, в самом деле, есть что выпить — это в Оксфорде найдешь не всюду, — чего же тут удивляться. Вот и судите, как там в общем обстоит с выпивкой.
— Да, по этому вполне можно судить, — возмущенно ответила Кэтрин. — Оказывается, вы выпиваете много больше вина, чем я предполагала. Но я уверена, что Джеймс пьет гораздо меньше.
Ее утверждение было встречено такими громогласными словоизлияниями, — в которых ничего нельзя было разобрать, кроме множества сдабривавших их клятвенных заверений, — что Кэтрин еще сильнее укрепилась в своем мнении о чрезмерности оксфордских возлияний и счастливой вере в сравнительную воздержанность ее брата.
После этого мысли Торпа сосредоточились на достоинствах его выезда, и он призвал Кэтрин оценить живость и легкость, с которой бежала его лошадь, а также плавный ход кабриолета, обязанный мерной поступи животного и высокому качеству рессор. Кэтрин соглашалась со всеми выражениями его восхищения как только могла. Ни ослабить их, ни усилить было невозможно: его осведомленность и ее невежество в подобных вопросах, его убежденность и ее неуверенность в себе полностью это исключали. Она не могла высказать ни одного собственного суждения, но с готовностью признавала все, что бы он ни утверждал, и в конце концов они без труда пришли к обоюдному заключению, что его выезд по всем статьям самый лучший выезд подобного рода в Англии, поскольку кабриолет у него — лучшего устройства, лошадь — лучшая по скорости бега, а сам он — лучший возница.